Противники слэша дружно проматывают запись, ибо автор спорить ни с кем не будет. Кому не нравится, просто не читайте. Спасибо.Автор: Ville Wammy
Бета: Microsoft Word.
Пейринг/персонажи: Геральт/Лютик. Айри, Черняк, Дьянка (авторские)
Рейтинг: R
Размер: миди
Жанр: слэш, юмор (надеюсь), романс.
Отказ: всем владеет пан Сапковский, я просто мимокрокодил.
Саммари: Лютик попадает в крупную переделку. Поэту грозит повешенье, и чтобы вытащить его из беды, Геральту приходится здорово попотеть.
читать дальше? День был в самом разгаре. Геральт как раз усердно приводил в порядок свой небогатый наряд, основательно потрёпанный после забега по болотам. Работа, из-за которой мужчина задерживался в Вызиме, была не из пыльных – местный алхимик весьма щедро платил за ингредиенты, что было очень кстати – содержимое кошеля стремительно уменьшалось. Вчерашняя ночь осталась в памяти сплошным мельканием серебряного меча, да внутренностей утопцев, а ещё красных искр перед глазами. Многовато принял зелий зараз.
Вернулся он под утро, весь с ног до головы покрытый тиной и ошмётками чьих-то кишок. Трактирщик, не слушая возражений, послал ведьмака... в баню. А вот оттуда сам ведьмак вдумчиво послал всё на свете и завалился спать, обняв ближайшую кадку. Через пол часа трактирщик – мужчина додельный и неугомонный – нашёл заблудшего постояльца, всыпал ему берёзовым веником, и прочитал поучительную повесть о своём дядюшке, который – дескать – так и помер. В бане уснул.
Потом был ужин, который он, кажется, не заказывал. Опрокинув на душу пару стаканов краснолюдского спирта, утомлённый трактирщиком, но чистый и сытый ведьмак отошёл ко сну. На этот раз, в положенном месте.
Проспал он до полудня, а встреча с алхимиком была назначена на три часа дня. Поэтому времени было валом, и Геральт решил почистить видавший виды кожаный доспех. Пора была бы и новый наряд прикупить. Кожа вся износилась, а рукав был разодран когтями какой-то твари и довольно неловко заштопан самим ведьмаком с помощью длинной латки из кожи более тёмной, да, судя по всему, сапожной дратвы. Шипы на перчатках притупились – нужно было заменить, чтобы в бою не обмишулиться. В общем, сумма, которая предположительно уже была в кошеле, была больше, чем наполовину потрачена.
Покрякивая и ворча, ведьмак осторожно счищал маленькой тряпочкой остатки болотной дряни, смазывал затёртые места собачьим жиром, затем старательно начищал.
Прервали геральтово единение две женщины, которые видимо не нашли лучшего места чтобы посудачить, и остановились как раз под окном в небольшую комнатку, что он снимал в трактире.
- Слыхала новость, дорогая Калинка?
Ведьмак возвел глаза к дощатому потолку, не прерывая своего занятия. Ну да, сейчас начнут обсуждать, как у некой Васки юбку птицы обгадили, пока на верёвках висела-сушилась... Мужчина про себя проворчал пару неласковых относительно женской, так называемой, солидарности, но, к своему удивлению, ошибся. Речь пошла не о юбке, и даже не о женщине. Объект сплетен, как быстро стало понятно, был ему знаком. И, более того, гордо назывался давним другом Геральта из Ривии. И звался упомянутый объект менестрелем Лютиком.
- Лютик? – с сомнением протянул высокий голосок.
- Лютик, Лютик, Златуня! В городе объявился чертов хитрец! Валандается по улицам со своей бренчалкой, песни похабные распевает, да девок за зады щупает. Костюм пыльный, но вылизанный по моде последней, на башке – берет, а из берета перо торчит. Хотя торчать у петухов из другого места должно! Рожа да кудри - ельфские, хоть и не полукровка даже, говорят.
Краткое описание было, может, и не поэтическим, зато точным. Геральт сам бы лучше не сказал. Он только фыркнул, представив, что бы друг любезный выдал, услышь он, как его хают в два горла. А дискуссия, тем временем, продолжалась, и становилась всё интереснее.
- Имя у него длиннющее какое-то, и язык ломать не охота. Слыхала, кличут его мазели иначе, да по мне, дуры они все, а Лютика этого гнать паршивыми псами из города, чтобы не чинил тут разврат, да воровство всякое! - вновь зазвенел молодой голосок, перебиваемый поддакиванием.
- Вчера сцапали этого оборванца-трубадуришку, услышаны были молитвы мои! Гад расфуфыренный, пирог с капустой у меня стащил прямиком с окна, да и не признавался, пёсье вымя! Глазками хлопал, как девка на выданье, и, видать, пытался чары свои трубадурские напустить.
- Тьфу! Не мужик он совсем! – с жаром поддержала вторая.
Тема Геральта живо заинтересовала. Каждую их с Лютиком невольную встречу приходилось трубадура за шиворот из очередного водоворота событий тянуть, рискуя рядом собственную шею сложить. Да только чтобы женщины, да такие речи о поэте вели – странно было даже. Любопытством Геральт никогда не болел, но тут отложил куртку, и, встав с лежанки, высунул голову в окно. Мазели было две. Одна из них, стало быть, та, у которой пирог умыкнули, оказалась весьма себе тучна, да возраста такого, что заглядываться упомянутый поэт на неё бы не стал. Вторая же внимания лютикова удостоилась бы непременно – была в теле, и лицом очень хороша. Видно, самого Лютика она ещё не видала, раз так быстро крест на нём поставила. Перехватив поудобнее корзину с яблоками, что ладным бедром подпирала, молодуха продолжила свои пылкие речи:
- Не мужик он, я говорю! Чтобы вилы держать, топором махать, строить, пахать, да детей кормить – любой рифмоплет расфуфыренный пополам сломается, жаловаться начнёт, да спину потирать. Песенки петь – не мужицкое дело. А коли защищать придётся кого, так его и первым! Не знает ведь бездельник, с какого конца на самострел хвататься. Ему самому мужик нужен. Такой, чтобы молчал много, на рожу был мрачен, и вовремя вытянуть из беды мог. – В этом месте Геральт пару раз оторопело моргнул, а обе женщины злорадно хихикнули. - Сам сгинет, дурья башка. Ведь сгинет, Калинка?
- Сгинет, сгинет, - пробасила Калинка, кивая и поправляя на могучем плече расшитый платок. – Угодил в темницу, вот пусть и тужит, ждёт своего... прынца-спасителя. Поделом развратнику!
На том и порешив, обе мазели покивали друг дружке, попрощались горячо и страстно, как люди, сошедшиеся во мнениях, и чинно пошли каждая своей дорогой. А вот Геральту стало не до смеха. Нужно было срочно узнать, сколько процентов правды прозвучало под окном, и правда ли спасать друга придётся. Роль «прынца», как дородная Калинка выразилась, ведьмака малость припугнула, да делать нечего. Зовите, как говорится, хоть горшком, но суть от этого не поменяется. Лютику и правда самострел не давай, и рот открывать, желательно, тоже давать не нужно. Иначе наболтает такого, что отдуваться в три раза больше придётся.
Проворчав про себя, Геральт тряхнул отброшенную куртку, и стал всовывать руки в рукава. Темница на другом конце города находилась. Если не поторопиться, мало ли чего приключиться успеет с горе-поэтом?
***
- Куды прёшь? – поприветствовал ведьмака тюремщик – молодой, окосевший от безделья солдафон, развалившийся на кособоком деревянном стуле. Несмотря на недовольный тон, служивый мог только порадоваться даровому развлечению в лице визитёра. Ведь занять себя кроме как притворяться жутко важным, было решительно нечем.
- И тебе привет, - Геральт и глазом не моргнул. Остановился напротив стола, хмуро оглядел грязное помещение, поморщился, учуяв совершенно непривлекательный затхлый запах, и добавил, - Что, работёнки нет совсем?
- Работёнка всегда есть! – тюремщик малость приосанился, поправил криво стоящий на столе шлем и осклабился, полагая, видимо, что это его небывало красит и придаёт деловой вид. – Шушеру всякую караул тащит, а мы охраняем.
- И как улов нынче? – Геральт решил перейти к сути своего визита.
- Не густо, да грех жаловаться. Пара ворюг, шлюха, а ещё – певун на десерт.
- Чем же вам не угодил артист?
- Допелся, ага, - довольно пояснил тюремщик. – Вздёрнут его вскоре, стал быть, на дыбе, другие песенки запоёт.
- Не любите вы искусство, я посмотрю. А я говорю, знаю этого поэта. Увидеть могу ли?
- Этого? – тюремщик смерил потрёпанного ведьмака недоверчивым взглядом, словно прикидывал, каким боком поэт мог быть знаком со столь странным и мрачным типом. Вывод напрашивался сам собой – упомянутый заключённый как-то насолил седому, не иначе. Но любопытство язык за зубами держать не позволило. – Зачем тебе певун?
Гримаса Геральта ясно говорила сама за себя – на глупые вопросы отвечать он был не намерен.
Служивый вздохнул, с грохотом поставил стул на все четыре ножки, поднялся, почесывая уставший от долгого сидения зад, и поманил за собой:
- Пошли. Можешь посмотреть на певуна, жалко мне что ли?
- Спасибо.
Пока тюремщик отпирал решётку, что вела в коридор с камерами, можно было подумать о сложившейся ситуации. Денег у Геральта не было, можно сказать. Пока. И на встречу с алхимиком надо было не опоздать, иначе ведь можно и проворонить те, что причитались. А оставлять Лютика в беде никак нельзя. Ведь того и правда – вздёрнут. Делишек поэт запросто натворить мог. Переспал не с той девкой, и получи – ревнивый муж ещё и не такого добьётся. Если звонкой монетой за голову трубадура не заплатить.
Неприятный запах стал сильнее. Решётка скрипнула и пропустила в коридор двоих мужчин.
- Ты только енто... лапы не распускай. С заключенными балакать строго в моём присутствии.
- Знаю, балакали уже, - спокойно ответил ведьмак. И остановился. Да, в маленькой одиночной камере на груде плесневелой соломы валялся его друг – трубадур Лютик. Сомнений не оставалось. Шапочка с поникшим пером цапли лежала рядом, остальной костюм выглядел не лучшим образом. Живой. Кажется, даже не покалеченный, как могло оказаться. Можно было про себя вздохнуть с неким облегчением. Тут, на месте. Дальше тюрьмы не убежит. Дальше разобраться бы, что с этим оболтусом делать...
- Лютик! – окликнул поэта Геральт. – Ты что ли?
Пару секунд стояла тишина, в которой только сопел сзади тюремщик, наблюдая за действом.
- Геральт? – наконец глухо пробормотал лежащий мужчина, завозился и поднял растрёпанную златокудрую голову. На ведьмака уставились два сонных синих глаза. Миг – и синева прояснилась, а тон стал откровенно радостным. – Геральт!
- И опять тебя угораздило вляпаться, - проворчал тот.
- Поверишь ли, не за что угодил! – с чувством отозвался поэт, поднимаясь и отряхивая кафтанчик от плесневелой соломы.
- Не поверю, - коротко опроверг смелое предположение ведьмак.
- Эх, Геральт, Геральт. А ты мне друг, между прочим! Не то, что эти, - поэт мотнул растрёпанной головой в сторону тюремщика.
- У меня работа такая! Притащили – значить, балагур. Сиди, помалкивай, певун. Иначе обеда не получишь.
- Обед! – Лютик театрально передёрнулся. – Да от такого обеда даже крысы отказываются! Геральт, помоги! Помоги, а? Сам ни за что не выберусь.
- Рассказывай, - ведьмак скрестил руки на груди.
- А что рассказывать-то? Я пел для публики, честно зарабатывал себе на хлеб. Свежеиспечённый, с хрустящей корочкой, а не те каменные коровьи лепёшки, какими тут потчуют! Конечно, столь знаменитый и привлекательный жрец искусства, как я заслужил внимания молодой и прекрасной незнакомки, чьи глаза зелены, как леса Брокинона, губы алые, как лепестки маковых бутонов, а си... гхм! В общем, отвлёкся я. Короче...
Поэт верно интерпретировал выражение лица Геральта, и решил пропустить лишние описания.
- Значит, дивная красавица проявила ко мне благосклонность, угостив медовым элем, да расхвалив мой безграничный талант. Спешу заметить, вполне заслуженно и честно. Не виноват я, что женщины ко мне так неравнодушны! Ну, значит, предложил я ей спеть ещё пару баллад, а там и...
- После что было? – мрачно перебил Геральт. – Твои любовные похождения не суть важны. К делу, Лютик.
- У мазели оказался очень старомодный папаша. Значит, до свадьбы – ни-ни. Дева в слёзы – «он женится» говорит, а я честно и заявил, что жениться не могу, так не договаривались. Поэта жизнь женитьбу исключает полностью и целиком, когда как любовь – вещь прекрасная и свободная. Если меня просят, я люблю. Папаша её, значит, рассвирепел. Ухх, и орал же. Жуть просто, еле ноги унёс!
Тюремщик сзади хрюкнул, а Геральт, который не услышал ничего необычного, и такого, что он не мог бы предугадать, и бровью не повел.
- Дальше что, Лютик?
- А дальше моя милая нимфа, пышногрудая наяда, светлоокая муза заявила, что поэты все не мужики, а мерзавцы, и более им заняться нечем, как честь девичью своровать. Обмануть. Разбить сердце. И так далее, стандартный список, в общем. Короче, я отказался жениться, а потом пришёл её настоящий жених. Не поверишь, Геральт. Криминальный лидер. А девка-то не простая оказалась, с прибабахом. Она, значит, изменила своему наречённому, а я отдувайся за обоих. Жених рассвирепел и велел меня... в общем, описание это пропустим. Темница – просто рай по сравнению с тем, что он хотел со мной сделать. Жизнь, Геральт. Жизнь это. Возлюбил не ту музу, и получи за это по...
- Тебе, Лютик, крестьянок мало что ли? – Геральт, хмуро про себя решал, как велик будет размер ещё не озвученной вслух суммы выкупа, и хватит ли деньжат на сомнительное удовольствие – поэта из темницы извлечь. Проще было спросить. Что ведьмак и сделал, повернувшись к тюремщику. – Выкуп каков?
- Не стоит того, - фыркнул солдат, и пренебрежительно сплюнул, напугав пробегавшую мимо тощую крысу. – Четыре тысячи оренов. Иначе – ку-ку твой певун. На виселице болтаться будет.
- А?! – проскулил Лютик, мигом потерявший голос. Вышло как у простуженного петуха. – П-повесят?! За что, люди добрые! Я зла никому не чинил!
- А моё какое дело?
- Когда повесят? - Геральт перебил диалог, тоном человека, которому, кто что ни болтай, за всех отдуваться придётся. – До какого времени сумму собрать надо?
- Ты серьёзно платить собираешься? – выпучил глаза тюремщик. Лютик хранил тишину, слава Богам.
Ведьмак не ответил.
- Утречком казнят. На рассвете. Если деньжат у тебя нет, пиши пропало.
Геральт снова промолчал. Повернулся к замершему, ошарашенному поэту, поймал потерянный, умоляющий взгляд и только кивнул.
- Не бойся, Лютик. Вытащу.
- Геральт... – растерянное, отчаянное. В такие опасные моменты поэт красноречиво молчал, говорили лишь глаза, да так, что оставалось задохнуться. Опять же - про себя. Ответить недрогнувшим твёрдым взглядом – «спасу, вытащу, не бойся». Но взгляд лютиковский продолжал жечь его, даже если ведьмак отворачивался. Словно поэт вдруг задумывался о том, что мог бы Геральт и не делать этого, не спасать, не рисковать, не суетиться за жизнь его дурную.
Только оба знали, что ведьмак никогда не отвернётся, будет сражаться за жизнь поэта до последнего вздоха. Рисковать его шкурой не станет. Своей – запросто.
Лясы точить было некогда. Нужно было действовать. Как выразились две мазели под окном, «как мужик».
***
Геральт шёл по улице.
Настроение было препаршивым. Нет, в кошеле у него болталось около сотни, и за суп-набор для алхимика полагалась награда более сотни полновесных оренов, но где достать остальную сумму – ума не приложить. Те немногие травы, собранные ведьмаком на болотах не тянули и на двадцатку. Так, поужинать сытно в таверне придорожной... Должно было случиться чудо, не больше, не меньше.
Короткий разговор с тюремщиком уже без присутствия Лютика занял около минуты, и немного прояснил ситуацию. Девка, с которой так некстати сошёлся любвеобильный поэт, и впрямь принадлежала со своей девичьей честью и прочими потрохами местному криминальному авторитету, так что неприятностей у трубадура было куда больше, чем он полагал.
Черняк (под таким именем светил в рассказе этот рогач) навешал на барда таких дел, что в пору самому в петлю лезть. Какая уж там лишённая невинности девица! В дело шла политика, закон и прочие неприятные вещи, причём сам Лютик понятия не имел, в какую кашу ввязался.
Сумма на выкуп заключённого была условной. Неприлично большой. И после её выплаты менестрелю полагалось мигом убраться из города и не показываться там более. Во всяком случае, пока Черняк правил на ночных улицах.
Дело было дрянь.
Геральт в очередной раз смачно выругал про себя любезного друга и наконец, остановился у двери в лавку алхимика. Это был последний рубеж перед погружением в квартал бедноты, в трущобах которого стоило разыскать рогоносца и с оным переговорить. Потому что собрать больше трёх тысяч оренов до рассвета для ведьмака представлялось делом несбыточным.
Одно радовало – алхимик по имени Калькштейн оказался честным малым, и добросовестно выплатит положенную сумму, восторженно щебеча трескучим голосом что-то неадекватное об экспериментах небывалого масштаба. Геральтовый кошель значительно потяжелел. А это значило, что за ним следует следить обоими глазами и руку держать на рукояти меча. Так, на всякий случай. Квартал бедноты славился ловкачами, способными спереть ботинки с ног идущего человека. Образно говоря.
Трущобы располагались на нижнем уровне района. Покатые крыши начинались прямо за парапетом. На них любой более-менее ловкий человек вполне мог перескочить одним прыжком. Правда, рисковал при этом поскользнуться и сверзиться на голову какому-нибудь вооружённому бандюге, коими изобиловала эта часть города. На узкие грязные улочки вела каменная лестница. У ступеней были неровные, местами отколотые края. А ещё запах затхлой канальной воды и жизнедеятельности в ней человека стал сильнее. Благо, Геральту было не привыкать. В него врезался низкий щупленький паренёк, но и пытаться стибрить кошель не стал, поймав ледяной взгляд кошачьих глаз ведьмака. Взгляд этот ясно расписывал пару затейливых способов медленного и изощренного убийства. Паренёк шмыгнул носом, пробормотал что-то походившее на молитву и быстренько ретировался. Пару раз охотнику на чудовищ казалось, что кто-то за ним внимательно наблюдает, но стоило повернуться в ту или иную сторону, жалкие персонажи занимались каждый своим делом. Старуха в драном платке кашляла, согнувшись в три погибели у обшарпанной стены. Какой-то громила небрежными движениями точил кривой, весь в зазубринах нож...
Как-то получилось, что спросить о том, где искать Черняка, было не у кого. К Геральту никто не спешил подходить ближе, чем на пять шагов.
Потом пристала шлюха, увещевала низким хриплым голосом, пританцовывала, демонстрируя полные полуоткрытые груди в глубоком вырезе короткого платья, обещала ночь сказочных развлечений и самую низкую цену, «Потому что нравишься ты мне, седой!»
Геральт сжал зубы. Дорога была каждая монета, так что сказочная жрица любви вызывала в нём только глухое раздражение.
- Где найти некого Черняка, не подскажешь ли? – обратился он к шлюхе, остановившись напротив.
- Подскажу. Если будет за что, - подмигнула она, мигом растратив танцевальную грацию и становясь серьёзной и деловитой, как аптекарь в лавке, вооружённый весами.
Геральт прищурился. Сколько скажет, интересно? Десятка монет, или информация эта ценится выше, и на поиски местного правителя потратить придётся больше средств?
Однако рыжеволосая девка нахмурила тонкие брови, мотнула головой и позвала коротко:
- Пошли. Поговорим.
Ведьмак, такого не ожидавший, замер на месте, но позволил себя ухватить под локоть, и увлечь в переулок, у входа в который стояла жрица. Они прошли за покореженную дверь какого-то совсем неприметного домика.
Внутри пахло лучше, чем на улице, хоть было и дольно грязно. Верткая, пышногрудая проводница потянула его дальше, через практически пустое помещение, к лестнице на второй этаж.
- Постой, мне некогда...
- Остынь, седой. Я знаю, зачем ты здесь, - отрезала та, бегло глянув на мужчину. Взгляд был серьёзный, без распутного огонька, как на улице.
- Неужели? – буркнул Геральт, но замолчал, потому что они пришли. Второй этаж оказался более жилым на вид, чем первый. Тут был дощатый стол с наставленными на него пузатыми бутылями и глиняными тарелками. У стола одиноко стоял кривоватый стул. Напротив этой незамысловатой мебели ютился узкий шкаф. Через распахнутые дверцы виднелось запихнутое на полки добро. Причём добру этому явно не место было в столь... экзотичном месте. Видать, оно тут задерживаться не сбиралось, а ещё вчера и вовсе жило в карманах какого-нибудь ограбленного ныне бедолаги, или же принадлежало тому, что купил «сказочную ночь развлечений» у его проводницы.
В дальнем же углу была лежанка. А на лежанке полусидел жилистый черноволосый человек... Не человек. Полуэльф, или даже чистокровный. Уши, выглядывающие из-за грязных длинных прядей волос, были острыми. Повисла тишина.
Полуэльф отпил из бутылки, что держал в руках. Последовал шумный глоток. Мимо уха ведьмака пролетела жирная муха. Женщина неловко переступила с ноги на ногу и окликнула пьющего:
- Айри, ведьмак здесь.
- Ты думаешь, я не вижу то, что у меня под носом, Дьянка? Будь это даже столь махонькая вещица, как вооружённый до зубов убийца чудовищ.
Чернявый поднял голову и криво усмехнулся, рассматривая Геральта. Потом глянул на шлюху, которая мигом подобралась. Даже удивительно, но ведьмаку вдруг показалось, что женщина в коротеньком рваном платьице, почти не прикрывающем неприлично ладные формы, способна свернуть голову наглому полуэльфу. Но она только мотнула головой, а потом сказала сухо:
- Не буду мешать.
Пока стук её каблуков звучал, оба мужчины молча разглядывали друг друга. Геральт заговорил первым.
- Ну, ведьмак здесь, раз был так нужен. И ведьмак торопится, так что либо рассказывай, кто таков и что нужно, либо я пошёл.
- Не спеши, - масляно улыбнулся полуэльф и, не спеша, принял сидячее положение. – Торопиться тебе пока некуда. Черняка ты не найдёшь, а если он и покажется тебе, толку от этого хрен да маленько выйдет. Поэтика твоего казнят, и это не обсуждается.
Геральт промолчал. Только на впавших небритых щеках заиграли желваки. Во взгляде можно было прочитать, куда ведьмак предложил отправиться собеседнику и чего там делать.
- Погоди, не надо меня разделывать взглядом, - снова ничуть не расстроено хмыкнул чернявый. – У меня к тебе есть дельце. На недостающую сумму, так сказать. Так что, если хочешь своего поэтика вытащить из дерьма, предлагаю сменить настроение и послушать.
- С чего бы мне тебе верить?
- А не верь. Просто прими как должное. Ты помогаешь мне, я помогаю тебе, все довольны. Выпьешь?
- Спасибо, откажусь. Голова трезвой нужна.
Полуэльф, которого Дьянка назвала Айри, пожал плечами и махнул Геральту в сторону единственного стула:
- Садись. Слушай. Если хочешь. Если не хочешь – вали отсюда, никто не держит.
Ведьмак подумал и сел.
- Значит, много не потеряешь, если послушаешь, - прокомментировал действие чернявый и снова приложился к ополовиненной бутылке. – Трубадур Лютик не жилец, ты это сразу для себя уясни. Не дёргайся, дослушай сначала: не жилец, если Черняк жить будет дальше. Тут дело бандитской чести. Не уберёг свою девку, вот и тешит покорёженное самолюбие. Ещё спасибо скажи, что на невинность самого поэта не покусился.
Геральт, собиравшийся было высказаться относительно «невинности поэта», вовремя понял, о чём говорит полуэльф, и смолчал. Только стал ещё мрачнее.
- И не одного твоего поэтика, ведьмак, он уже затрахал по самое «не могу». Мазели жалуются на ублюдка, ворьё налогом обложил, своё королевство в стенах Вызимы строит, и никто ему не указ, потому что денюжки имеются, и купить кого надо может. Смекаешь, куда речи веду? Он нам тут не нужен... Ты куда, ведьмак? Сядь!
- Я не наёмник, Айри. Людей не убиваю.
- А я как раз подумал, что наёмник. Ведь дело то – чести. Ты и нечисть не всякую задираешь, если нечисть эта разумная и знает, как душеньку заболтать, а? Верно говорю? Знавал я ведьмаков, не отмазывайся. Так вот, наш Черняк – нечисть поганая. Именно поэтому к тебе и обратился.
- Нечисть, значит? – переспросил Геральт, не спеша сесть обратно на неудобный стул. Полуэльф блаженно ему улыбался.
- Оборотень он, оборотень. Только вот не знаю, в каком виде меньше от него страдаем. Кабы не в человечьем.
- Как удобно, - хмыкнул Геральт, - оборотень тиранит кучку бандитов и шлюх, а в городе как раз объявился ведьмак...
- Неверно понял, ведьмак, неверно. Если бы эта тварь была просто человеком, я бы сам его замочил к чертям собачьим. Нанял бы кого. Давно. Он осторожен.
Во взгляде визитёра явно читался сарказм.
- А вы, ведьмаки, птички редкие, - как ни в чём не бывало продолжал Айри. - Часто на огонёк не залетаете. И денег дерёте столько, что ой да ну.
- Всё дорожает.
- И жизнь тоже, знаю. В данном случае, жизнь одного смазливого поэтика. Как считаешь, достойно ли будет навалять оборотню, выполнить своё предназначение профессиональное, получить на руки пленённого горлодёра, и свалить подальше под шумок? Ведь не соберёшь ты такую кучу деньжищ за день. За неделю бы может и собрал, ежели в шлюхи заделался... Стоять, ведьмак, шучу я! Рожу попроще сделай. И руку от меча подальше, пожалуйста. Так, значит, ты мне – оборотневую шкурку, я тебе – поэтика. А?
- Что тебе нужно? – через паузу спросил Геральт.
- Вот оно и дело, - хитро улыбнулся Айри, почесав макушку. – Садись к столу, обсудим план.
***
План был дурацкий. Откровенно дурацкий, и основывался целиком и полностью на доверии. А верить людям было верхом глупости, в этом Геральт не раз уже убедился, и на собственной шкуре, тоже. Во-первых, кто мог гарантировать, что Черняк и правда являлся оборотнем? Никто. Сам ведьмак вот не верил больше, чем допускал столь удобную возможность. Далее – слова, слова, слова. Айри ладно языком трепал, но доверия не вызывал совсем. К примеру, его разглагольствования о том, что у Черняка дома солидная сумма денежек припрятана, могли оказаться просто завлекаловом, чтобы наделить смыслом бесплатное убийство «чудовища». В любом случае, Геральт бы предпочёл для начала поговорить с этим самым «чудовищем» и попробовать договориться иначе...
Что-то подсказывало, что не выйдет. Времени на приседания и пируэты не было. Лютик мог погибнуть. По-настоящему, не на поле боя ведь от стрелы, которую Геральт может отбить в полёте, либо закрыть друга собой, на худой конец. Нет же, на площади, с петлёй на шее...
Мужчина потряс седой гривой, отгоняя прилипчивое видение, и зашагал дальше по улице, потирая шею, на которой красовался засос, что оставила Дьянка, привстав на носочки, прежде чем ему выйти из домика Айри.
«Чтобы было алиби, куда и с кем ходил» - деловито пояснила она.
Дьянка была любовницей Айри. Кем был сам полуэльф, Геральт понятия не имел. Но явно не простым бездельником, задумавшим революцию.
Геральт считал дома. Ему не нужно было готовиться, ему нужно было торопиться. Потому что чернявый был прав: собрать более трёх тысяч до рассвета было не легче, чем провести военный парад через Брокинону. Дело обречённое на провал.
Дома закончились, и мужчина остановился, разглядывая обещанное здание склада. Вздохнул про себя, и пошёл вперёд. Петли явно заржавели. Дверь немилостиво заскрипела, поддаваясь его рукам, но открылась быстро. Геральт вошёл в тёмное заброшенное помещение, коротко огляделся, потом дверь закрыл.
Необходимые зелья были с собой, и принять их стоило сразу, потому что инструкции к действиям, что дал ему полуэльф отнюдь не нравились и не казались безопасными. Под подошвами сапог скрипела пыль, пока он шёл к виднеющемуся у стены старому дощатому столу, наступая на пятна света, что лился из щелей в стенах и их грязных окон у потолка. Замечательно. Убийство, прямо посреди дня. Оборотень-недоумок, который просто не должен знать об их маленьком договоре, и о приближении охотника догадываться тоже не должен. Едва ли чернявый знал, о чём говорит.
Ведьмак бухнул на стол заплечный мешок, извлёк оттуда небольшой ящичек, в котором хранились зелья, откинул крышку, вынул нужные склянки, и без раздумий залпом опорожнил их содержимое. Физиономию немедленно исказила судорога, оскалились крепкие белые зубы. Скулы заострились, черты лица стали будто глубже, напоминая теперь голый череп. И ведьмак выпрямился, открыл глаза, что сейчас сияли в полумраке смертельно опасным блеском, как глаза хищника. Мешок вернулся за плечо, а Геральт мягко двинулся вдоль стены. Туда, где он безошибочно теперь мог разглядеть спуск в подвальные помещения – эликсир позволял видеть в темноте. Сапоги пружинили, каждое движение, каждый шаг словно требовали от ведьмака, «давай, покажи всё, что ты можешь сейчас. Ты быстр и смертельно опасен».
Ступени уводили вниз, рука сама собой потянулась к серебряному мечу на спиной...
- Привет, Ведьмак, - насмешливо окликнул чей-то голос, когда он был на середине пути. – Не могу дождаться встречи, так что хватит копаться, спускайся скорее.
Не видя смысла и дальше таиться, Геральт одолел остаток ступеней вмиг, и оказался в захламлённом помещении, как раз напротив одиноко стоящей фигуры.
- Вот какие вы, ведьмаки, - проворчал оборотень, оглядывая его с ног до головы. – Ничего особенного, скажу я тебе. И почему вас так боятся, интересно?
- Черняк. Мы можем договориться, - не тратя времени на ненужный трёп, сказал Геральт, опуская меч лезвием вниз, но смотрел на собеседника хмуро.
Чёрные волосы до плеч, шрам через всю щёку, но не такой жуткий, как у Эскеля. Потертый костюм, и нахальная улыбка. Именно с такой улыбкой ему недавно втирали о том, что нужно сделать, чтобы убрать того, кто хочет смерти Лютика. Айри. Это была точная копия Айри, разве что более потёртая.
- Мой брат успел сладко нащебетать тебе в уши, ведьмак. Он это умеет, поверь. Этот бездельник не способен держать меч, но имеет острый язык, и умеет им пользоваться. Насколько я знаю, чтобы подлизываться, тоже. Не смотри на меня как идиот. Мы с Айри братья. Близнецы, если ещё не понял. Только я привык делать, а не трепаться, поэтому-то я правлю всем здесь, пока он сидит на шее у своей подружки Дьянки. Что он тебе обещал?
- Мы можем договориться, - повторил Геральт тоном, в котором прозвучало предупреждение. Не смотря на собственные же слова, Черняк много трепался. – Мне плевать, что у вас тут творится в городе. Мне нужен Лютик. Можешь это устроить?
- Тебе нужен Лютик, - ухмыляясь повторил Черняк, - как романтично звучит-то! Знаешь, твой бард привык кувыркаться со всем, что подходит по критериям возраста и привлекательности. Ну и пола, разумеется. Зачем, ведьмак? Раз спасёшь, второй. А ведь он снова прыгнет с разбега на те же грабли. Снова спасать будешь?
Геральт не отвечал, продолжал хмуро смотреть на противника, и про себя он уже начал сомневаться, стоило ли начинать бессмысленный разговор.
- И что ты мне можешь предложить, а? Пришить Айри взамен? Сплясать стриптиз на крыше Храма? Или может, готов заплатить за шею певуна? Денег не хватит, я уверен.
- Нет, не так, - всё же ответил Геральт. – Если ты отпустишь Лютика, я тебя не убью.
Черняк расхохотался высоким хриплым лающим смехом, запрокинув лохматую голову назад, и бесстрашно подставляя открытое горло под бросок ножа, или широкий взмах меча.
- Удивляешь ты меня, право слово! Торговец из тебя дерьмовый. Поэта казнят и точка. Чтобы разобраться с Айри мне твоя помощь без надобности. А сейчас, думаю, самое время сменить шкуру, чтобы тебя профессиональная совесть не мучила.
Оборотень отошёл на пару шагов, снова задрал лицо к потолку. С невидимых теперь губ сорвался рычащий хрип, и нахальная физиономия стала вытягиваться в длинную волчью морду. Тело стремительно менялось, трещала по швам одежда... Черняк опустил морду и недобро посмотрел на противника. Взгляд был на омерзения плотоядным.
Геральт не дрогнул, только поднял лезвие меча, чтобы оно указывало в грудь противнику, и приготовился к драке. Он оставался невозмутимым, пока они медленно двигались друг напротив друга, описывая полукруг. Эликсиры в крови жаждали скорости и крови. Оборотень, наконец, прыгнул, и началось. Взмах меча, пируэт, финт. Тяжёлое дыхание, рычание твари, и собственная отрешённая сосредоточенность на деле. Брызги крови на потёртой куртке снова взмах... неудачно. Пришлось уходить от ответного взмаха когтистой лапы. Когти распороли рукав куртки. Тот, что был целым, не штопанным. Оцарапали руку под покровом плотной кожи. Только слегка. Потом лязгнули зубы. Оборотень был молодым, неопытным. Не знал, что связываться с охотниками на нечисть опасно. И проигрывал. Чем дальше продолжался поединок, тем яростнее становилось рычание Черняка, пока, наконец, меч Геральта не достал его. Рык сменился воем. Неприятно хлюпнуло серебряное лезвие, извлечённое из колотой раны. Потом ведьмак рубанул с плеча, разом поканчивая с тварью, и лишая страданий. Голова покатилась по грязному полу.
После глухого звука падающего тела в помещении стало непривычно тихо. Только собственное хриплое дыхание и нарушало спокойствие. Геральт вытер меч о какую-то тряпку, что валялась рядом, убрал в ножны. Первая часть плана Айри удалась. Пока что слова полуэльфа были правдой. Черняк был оборотнем, и убить его Геральту... позволял кодекс. Но всей правды озвучено не было. К примеру, о том, что Айри затевал братоубийство, а не просто желал разобраться с конкуренцией. Люди ли, полуэльфы, всё одно – сволочи...
- Седо-ой, иди сюда.
Дьянка манила его руками, оглядываясь по сторонам, как всякий, кто не хочет, чтобы о его действиях узнали посторонние. Мужчина, не видя препятствий, приблизился. Уж не с нею говорить о том, что Айри надо свернуть болтливую голову с плеч. Как Геральт и ожидал, правда закончилась на известии о том, что Черняк являлся оборотнем. Денег не было. Совсем. Конечно, винить себя в том, что пришил тварь, никто не собирался, но за убийство полагалась награда, иначе, зачем ему оборотень этот сдался? Сейчас единственное, что имело значение – выручить Лютика. Остальное Геральта не волновало.
- Не злись седой, - шепнула женщина ему в ухо, обдавая жарким дыханием. – Всё в порядке, ты молодец. И Айри тоже молодец.
- Не сомневаюсь, - буркнул Геральт в ответ.
- Не сомневайся. Просто не смей его трогать, - всё так же ласково шепнула Дьянка. – Тронешь, убью.
Вот как, неожиданно. Мужчина даже не стал усмехаться. Сейчас он принял зелье, отменяющее эффект «кошки» и «пурги», но усталость осталась. Даже фыркнуть было лень. Он просто позволял вести себя по улицам. И путь их, как оказалось, лежал не к прежнему домику. Дьянка знала, куда они идут, судя по тому, как шаги её были уверены. Геральт просто не спрашивал. Его сейчас занимали другие вопросы – Лютик. Что делать, если полуэльф не поможет достать барда из темницы, как обещал?
Женщина тянула его за руку дальше, по ступеням, что вели в храмовый квартал, вдоль канала и ряда двухэтажных домов. К воротам у Дамбы. Неожиданный поворот событий. Ему не нужно было...
- Не вырывайся, - шикнула Дьянка, сильнее, чем требовалось, впиваясь острыми ногтями ему в шею. – Просто идём.
У ворот была стража. Судя по расслабленным позам – на них не обращали внимания. Когда до ворот оставалось всего три дома, женщина свернула с дороги и коротко постучала в двери первого дома. Не прошло и двух секунд, как с той стороны послышались осторожные шаги. И тишина.
- Чёрный мех дешевеет, - негромко произнесла Дьянка отработанным тоном жрицы. Со стороны могло показаться, что обращалась она к своему хмурому спутнику. Но фраза была паролем. Изнутри послышался звук поворачиваемого в замке ключа.
И они вошли в дом.
***
- Геральт! – поэт появился будто бы ниоткуда. Растрёпанный, недоумевающий, но очень довольный их встречей. Ведьмак пару мгновений оторопело на него смотрел.
- Лютик? Ты как здесь...
- Твоя же работа. Мне сказали, что твоя. Эхх, я, если честно и не верил, что получится. Такие деньжищи, такие деньжищи. Мне льстит, конечно, что скромная моя персона была оценена на сумму столь большую, но...
- Лютик, - сказал Геральт, перебив поток словоизвержения поэта. – Рад, что ты в порядке.
Вышло как-то сухо, но на самом деле с души не то что камень, скала огромная рухнула.
- Ну хоть обнял бы, честное слово! – протянул откуда-то сбоку ленивый голос, и, повернувшись, ведьмак нос к носу столкнулся с Айри. Полуэльф блаженно улыбался, глядя на обоих мужчин. Геральту хотелось сказать ему что-нибудь резкое. О Черняке. О манерах и доверии. Но вместо этого прозвучало единственное слово:
- Спасибо.
- Спасибо говорят за подарки. А у нас был уговор.
- Ты его видоизменил немного.
- Но суть не поменялась. Черняк отправился в тартарары, твой поэтик, - видимо называть Лютика как-то иначе Айри не собирался даже в присутствии оного и под взглядом широко распахнутых синих глаз, - жив-здоров, в темнице больше не тужит. Правда, проблемка одна остаётся.
Вид Геральта ясно давал понять, чтобы о проблемке ему доложили, и желательно без прикрас, как есть.
- Из города Лютика не выпустят. Вернее как? Выкуп под собой подразумевает освобождение на легальной основе. После выкупа поклёп, который Черняк на него взвалил, должны для начала снять. А так как сам Черняк немного занят, сделать это сейчас не просто.
- Айри, я тебе говорил, что с ведьмаками шутки шутить плохо? – вышло даже более угрожающе, чем хотелось.
- Простите, о чём речь? – влез Лютик, но был остановлен прикосновением маленькой ручки Дьянки. Женщина мотнула головой, словно призывая к молчанию. Пока поэт отвлёкся на созерцание её... достоинств, Айри ответил ведьмаку:
- А никто и не шутит. Сказал же, уйдёте под шумок. Для начала – этого, - он кивнул на Лютика, - в баню. Иначе план не сработает. Дьянка, займись.
Судя по тому, как восторженно Лютик подчинился, перспектива бани в компании рыжеволосой помощницы полуэльфа его ничуть не смущала. Скорее, напротив.
- А тебя, ведьмак, приглашу на пару слов.
***
Новый план был ещё более дурацким. Если честно, Геральт бы посмеялся, если бы ему самому не предстояло проделывать подобные фортеля для спасения. И всё-таки полуэльф был юмором не обделён.
***
- Жмёт. Геральт, мочи нет терпеть! – прохрипел поэт, сидящий за спиной ведьмака верхом на Плотве.
Ведьмак усмехнулся. Ну ещё бы! Чтобы сбежать из города, пришлось идти на крайние меры. Поэта чисто выбрили, тщательно отмыли, а потом стянули корсетом и насильственным образом впихнули в одно из длинных платьев, что обнаружились с избытком в шкафу у Дьянки.
- Потерпи, - велел Геральт, натягивая поводья. – Съедем с дороги.
Лютик терпеть молча не умел, поэтому ещё добрых пятнадцать минут, пока они скакали по большаку прочь от Вызимы, геральтовы уши страдали от бормотания и оханья удушаемого трубадура.
- Нет, это всё, конечно, очень остроумно и изобретательно, - высказался Лютик дребезжащим от езды по кочкам голосом, цепляясь за пояс ведьмака, когда Плотва перешла на рысь и потрусила по полю к лесу. – Для побега от своей любовницы-красотки Адис из Венгерберга, некий сэр Джимпси Большенос переоделся её служанкой. И, представь, едва не стал жертвой домогательств мужа своей возлюбленной! Нет, у него помимо огромного носа ещё и усы роскошные были, представь! Здоровый говорят, был, как упырь, в плечах сажень косая! И усы он вынужден был прикрывать веером в цветочек... Чего смеёшься, Геральт? Между прочим, история правдивая, увековеченная в балладах!
Ведьмак хмыкнул, но промолчал.
«Как бы о тебе самом баллад не сложили, милсдарь хороший» - мысленно обратился он к приятелю. Вот только повод для шуток в такой балладе найти сложно окажется. На самом деле признаться, из Лютика получилась прехорошенькая мазелька. Усов на поэте отродясь не водилось, разве что небритой рожей щеголял, загуляв надолго на большаке, али в глуши. Вдохновение-то своё искал не в городах... Дьянка на славу постаралась, изобразив у поэта осиную талию, при помощи корсета. При этом глаза Лютика стали раза в два больше, но это только на руку оказалось. Упакованный в тяжёлое желтое платье, шагающий широким размашистым шагом, всклокоченный, выпучивший глаза и совершенно ошалевший с виду поэт буквально скатился с лестницы в доме Айри и клюнул бы носом в дощатый пол, не поймай его ведьмак за шиворот.
- Вот говорил же я, получится, - удовлетворённо протянул Айри, широко улыбнулся и предложил барду водки.
Тот сипло хрюкнул, с помощью Геральта взгромоздился на табурет и осушил стакан предложенного напитка. Геральт же, зрелищем откровенно поражённый, пялился на перевоплотившегося поэта как баран.
- Гляди, уже и ведьмак покорён! – лукаво протянул полуэльф и фыркнул в ответ на убийственный взгляд убийцы чудовищ. – Да брось, тут главное в роль войти. И выйти оттуда вовремя. Уедете из города, сверните с дороги, а там уже и перекинется мазелька прежним горлодёром, делов-то!
- Останавливай кобылу, Геральт, я сейчас пополам лопну, если не избавлюсь от этой пыточной штуковины! – провыл трубадур, уткнувшись ведьмаку в спину. Одна прядь светлых кудрей - пушистая и свежая - угодила ведьмаку в нос.
Тот только плечом повёл. Плотва проехала ещё пару метров и встала у раскидистого клёна, забила копытом, фыркнула и покосилась на ручей, бегущий у корней могучего дерева.
- Слезай, приехали.
Геральт попытался обернуться, удерживая поводья, и увидел только всклокоченную шевелюру, с которой давным-давно сдуло привязанную смеющейся Дьянкой ленту. Поэт так и сидел, носом в плечо ведьмака, и шевелиться, судя по всему, не собирался.
Геральт вздохнул и осторожно стал слезать с лошади, придерживая обморочного ездока. Пусть и в платье, но легче от своей роли Лютик не стал. Скорее, наоборот, таскать его стало более неудобно – платье мешалось, в нём путались руки, оно не позволяло легко подхватить трубадура под мышки и без особого почтения свалить на траву. Пришлось действовать осторожнее. В конце концов, не зря же ведьмак прослыл знатоком по части женщин... и женских тряпок. Уж как они снимались, имел представление.
-Уыыы, - прохрипел поэт в шею ведьмаку, укладываемый на мягкую травку. Лицо его стало зеленоватым. Ещё право блевать надумает. Недолго думая, Геральт вынул нож из голенища сапога и поддел верёвки, стягивающие корсет на талии трубадура. Лютик сипло вдохнул воздух и выпучил глаза. Геральт безжалостно допилил верёвки корсета и выжидающе уставился на помятого приятеля.
- Кхххх, да кто же придумал эту штуку? Сам бы примерить попробовал! – вместе с воздухом, поэт вдохнул и способность болтать безумолку. – Ох, Геральт, я тебе скажу, женщины тебе благодарны по гроб жизни, каждая, с кого ты стащил этот чертов корсет! Я просто уверен!
- И один поэт теперь тоже, - проворчал ведьмак, убирая нож на место.
- С меня причитается, - уверил его Лютик, сияя широкой улыбкой. – Вот теперь бы только разобраться, как это всё снимается...
Последние слова сопровождались загадочными и весьма странными манипуляциями с подолом и обильными рюшами на рукавах. Выглядел бард при этом последним дураком.
- Разбирайся, - кивнул Геральт, поднимаясь на ноги. – А я пока дров соберу для костра.
Поэт продолжал балакать о приключениях; женщинах, упихивающих мужчин в свои тряпки, и о прелести правдивых баллад. Ведьмак не слушал. Он отдалился от лагеря, про себя отметив, что хотел бы увидеть прежнего Лютика, когда вернётся к месту их стоянки. Этот Лютик его... вводил в недоумение. Ведь не скажешь про убийцу чудовищ – смущал...
Погода для ночлега под открытым небом была самая хорошая. Ветер к вечеру совсем стих. В воздухе витал цветочный сладкий аромат и слышен был шум ветра в кронах деревьев да стрёкот стрекоз, что гоняли комарьё. Дров ведьмак набрал столько, что впору ведьму жечь. Но с возвращением медлил. И всё же долго отсутствовать было делом рисковым. Ведь Лютика одного оставь на лишнюю минуту, разбираться потом самому. Ещё чего пожалуй, нагрянет какой странник, глянет – девка без присмотра одинёшенька... Ведь кому в голову взбредёт, что это мужик в платье нарядился? Верно, никому!
Сам того не заметив, Геральт пошёл быстрее. За деревьями послышалось ржание Плотвы и, через миг, громкая, отчаянная, какая-то... задушенная ругань поэта.
- Лютик! – крикнул ведьмак, бросил дрова и мигом одолел оставшиеся до стоянки метры, продравшись прямиком через кусты и оставив на колючей ветке шиповника добрую часть своей шевелюры.
Опасения не подтвердились. Вернее, подтвердились только отчасти. Никого постороннего на поляне не было. Зато там были... ноги поэта. Обычные себе тощие лютиковы ноги, торчащие из кокона жёлтой ткани. Кокон этот начинался в аккурат над бёдрами трубадура и надёжно упаковывал верхнюю часть туловища. Из кокона доносилась отборнейшая ругань. Обтягивающие модные – с позволения сказать - штаны, которые Лютик начисто отказывался положить в сумку, придавали более-менее приличный вид нелепо пританцовывающим ногам. На том спасибо. Ведь даже ведьмаки не железные. Такие виды даже их способны довести. До слёз. От хохота, конечно.
- Лютик, - Геральт почувствовал, как становится вдруг на редкость легко и приятно на душе. Такие моменты у него случались всего несколько раз и причиной с переменным успехом становились чародейка с фиолетовыми глазами, наконец, принимающая его объятия, либо в очередной раз спасённый поэт... Поэт сейчас выигрывал. И ещё как!
- Эй, ведьмак! Ты черствый убийца чудовищ. Мать твою, ты что смеешься?! Геральт, кончай ржать! Вот выберусь я отсюда и...
Геральт давно так не смеялся. Лютик, положа руку на сердце, мог сказать, что так он смеялся всего-то пару раз за время их долгого знакомства. Это бы польстило, если бы причиной смеха не было его собственное идиотское положение – запутался в подоле! Если платье было на женщине, поэт ведь прекрасно знал, как от него избавиться, а тут...
- Лютик... – по голосу можно было догадаться, что мужчина приблизился. И правда, сквозь ворох ткани трубадур почувствовал, как руки ведьмака ощупывают злополучное платье, пытаясь найти застёжки. – Да над тобой даже Плотва смеётся.
- Это не аргумент! – обиженно заявил кокон. – Лошадь твоя, так что воспитание у неё крайне сомнительное, и...
Кокон сбился с нити разговора, коротко охнул и замолчал.
Геральт замер, всё ещё улыбаясь, и не понимая, почему вдруг болтун прекратил распевать свои рулады. Потом понял, что руки его крепко прижаты к горячим от битвы с платьем, бокам поэта. Улыбка сходила с лица медленно, с осознанием того, как он не заметил перехода на автоматический режим помощи при раздевании. Так он мог помочь Йеннифэр с её мудреными нарядами, заодно приласкав стройную чародейку и получив от процесса максимум удовольствия... Но это же, упырь его возьми, Лютик! Лютик - болтун, трубадур и его вечная головная боль.
- Прости, - ведьмак поспешно потянул руки из-под плотно прилегающей к телу барда материи, и понял, что застрял...
- Вытаскивай меня отсюда! – заявил кокон тонким голосом.
- Платье порву, - отозвался Геральт немного тише, пристально вглядываясь в плотный жёлтый шёлк. Туда, где предположительно находилось лицо горе-поэта.
- Да я в нём ходить не собираюсь больше, знаешь ли! – кокон извернулся, заставив ведьмака, застрявшего в ткани, оказаться ещё ближе. Помолчал. И спросил ещё тоньше, - Геральт, что случилось?
- Ничего, - ответил тот. И в самом деле, ничего. Только в памяти уж очень ясно и подробно промелькнул тот самый разговор двух мазелей под окном его маленькой комнатки в таверне. Видели бы они сейчас легендарный предмет сплетен в компании практически обнимающего его хмурого типа...
- Стой смирно, - мрачно велел Геральт и, предупреждая попытку спросить «зачем?», рванул руки в стороны. Послышался громкий треск. Поэт охнул, вываливаясь из западни, и оказался с ведьмаком нос к носу. Он рефлекторно ухватился за крепкие плечи. Вовремя ухватился. Ещё миг, и клюнул бы в шрам на щеке мужчины.
Совершенно дурная синева лютиковых глаз, покрасневшее лицо и взмокшие от сидения под массой ткани кудри, которые ведьмак лишь бегло окинул взглядом, проиграли в лидерстве губам трубадура.
Геральт так и замер, разведя в стороны руки, с которых соскользнули остатки платья, а Лютик, опаляющий дыханием его щёку, не шевелился и молчал. Потом сглотнул и неловко пробормотал:
- Спасибо.
- Угу.
Оба помолчали, а странный момент стремительно исчезал. Лютик облизал губы, нахмурился и отошёл подальше, короткими движениями избавляясь от остатков жёлтого шёлка. Ведьмак не сказал ни слова, развернулся и отправился подобрать брошенные дрова.
Но обоим было о чём подумать.
**
- К лешему, в огонь! – продекламировал поэт, размахивая ополовиненной бутылкой нильфгаардской водки. Напиток они хлебали прямо из горла за неимением стаканов, по очереди.
- Шёлк дорого стоит, - заметил ведьмак, на которого алкоголь действовал несколько иначе. Болтливость не активировал, и желания повысить голос не вызывал.
- Это не шёлк... ик! Это рваная тряпка. Она пала смертью храбрых в бою против ведьмака. Мир её праху!
- Лютик.
- И пусть очищающий огонь поглотит бренные останки...
- Лютик.
- Чёртового платья!
- Лютик, послушай.
Бард не слушал, он вручил Геральту бутылку и, пошатываясь, поднялся на ноги. Ведьмак смотрел на него снизу-вверх.
Уже стемнело, и путники разожгли костер, а сами расположились рядом и ужинали прихваченной из города снедью. Поэт успел переодеться в привычный глазу пижонский камзол и даже нацепил на затылок любимую шапочку с пером цапли. Остатки жёлтого платья валялись рядом с мужчинами, и Геральт частично на нем сидел. По его мнению, сжигать ткань было глупо. Во всяком случае, сейчас. Не важно, чем обрывки былого великолепия были при «жизни», но теперь на них можно было сидеть. Или лежать. Все лучше, чем на голой земле. Однако у трубадура были личные счёты с рваным нарядом. И терпеть присутствие оного этот болван категорически отказывался.
- Решительно заявляю, милсдарь мой, платье надлежит сожжению, - хватаясь за конец ткани, что торчала из-под ноги Геральта, заявил Лютик.
- Что оно тебе, жить мешает? – ведьмак не сдвинулся с места, чтобы освободить прищемленный край.
- Мешает, не мешает, но вызывает нездоровые по своей природе желания, - пробурчал трубадур, упрямо вытягивая платье. – Подвинься, Геральт!
Геральт не подвинулся. Он наблюдал за пыхтящим, ругающимся через зубы Лютиком и молчал. Наконец, усилия пьяного менестреля увенчались некоторым успехом – ткань не выдержала, раздался треск и Лютик бы полетел в костёр, испоганив свой щегольской наряд и оставшись без кудрей, если бы не мгновенная реакция мутагенов в крови ведьмака. Сухие ладони стрелами взметнулись к поэту и поймали его за пояс камзола, потянули к себе. Лютик, не успевший даже испугаться, взмахнул руками, потерял равновесие и завалился на второго мужчину, приложив его затылком об одинокую ветку для растопки. Шапочка с пером цапли покатилась по земле и исчезла за гранью пятна света от костра.
- Уф, - Лютик осознал, что только что произошло, и несколько протрезвел. Даже попытался встать, упираясь испачканными ладонями в примятую траву. Только встать ему не позволили. Ладони ведьмака продолжали покоиться на его талии. В полумраке взгляд жёлтых глаз стал резким и неприятным. Лютик поёжился от незваной стаи мурашек, что пронеслась по загривку.
- Прекращай делать глупости, - негромко произнёс Геральт, наконец.
«Меня может не оказаться рядом» - добавил взгляд.
- Глупости я не делаю, я просто...
Жёлтые глаза прищурились. Последовал рывок, мелькнуло перед глазами ночное чёрное небо, а потом его загородила хмурая небритая физиономия. Неведомым образом поэт осознал своё положение в пространстве – он уже был прижат к ненавистному жёлтому шёлку, и сверху нависал Геральт, видимо, решивший, высказать-таки накипевшее. Сухие пряди седых волос щекотали лицо.
- ... просто дурак, - закончил ведьмак фразу. В обычно спокойном голосе скользнуло раздражение.
Защищаться от оскорблений Лютик не стал. Потому что Геральт был прав. Снова его вытащил за шиворот из дерьма, успел, шкурой за него рисковал. А он что? А он Лютик. Он не изменится.
И Геральт не изменится... Лютик почувствовал, как в сердце закралось чувство, схожее нежности. И всё же, что их связывало так крепко, почему раз за разом они пересекались, шли рядом, снова расставались?
Как с Йеннифэр.
Нет же, совсем не так.
- Зато твой, - шепнул поэт, поднимая руки, и больно потянул ведьмака за волосы, заставляя наклониться ниже. Поцелуй вышел смазанным, коротким. Щетина Геральта царапнула чисто выбритую щёку менестреля. Дыхание с запахом алкоголя и сухой, потрескавшийся рот разом смели всякие романтические сравнения с «губами слаще вина», «нежными, как волна» и прочим бредом, что раз за разом повторялись в балладах странника-менестреля. Но это было лучше. Желаннее. Ведьмак замер, соприкасаясь с ним носами. Взгляд был совершенно дикий, будто он раздумывал, а не двинуть ли нахалу под рёбра. А потом сам склонился. Снова поцеловал – крепко, жадно. Лютик только хрюкнул от неожиданности, когда одна большая ладонь провела по его кудрям в нехитрой ласке. Геральт отстранился, рассматривая лицо барда, едва различимое в свете костра и луны.
Тот поднял брови, растерянно смотря в ответ. Ну, что ещё сказать надумал?
- Другого не надо, - невнятно добавил ведьмак, прежде чем снова нагнуться, снова поцеловать. Крепче, с большим напором. Раздвинуть языком губы поэта и, не встречая сопротивления, продолжить неспешное изучение.
Лютик растерялся, но на ласку ответил. У поцелуя был привкус безумия. Привкус дорог, что они прошли вместе. И передряг, в которые умудрились попасть, а затем и выбраться относительно целыми и иногда даже невредимыми. Перед глазами замелькали обрывки воспоминаний, которые Юлиан Альфред Панкрац, виконт де Леттенхоф бережно хранил в сознании. Только воспоминания эти походили больше на бесценные безделицы, что люди держат на чердаке, иногда вынимают из пыльных сундуков, чтобы полюбоваться, переложить с места на место и снова сделать вид, что о них забыли. Как и собственное имя, их поэт прятал, оставляя для себя и всех желающих только краткий, но полный харизмы литературный псевдоним – Лютик. И другое имя – Геральт. Просто – Геральт, не позволяя лишнего, потому что лишнее оно и есть лишнее.
Нежность в беглом взгляде на седой затылок, пока оба летят на спине галопирующей Плотвы прочь от толпы враждебно настроенных крестьян. Крепкое объятие – имитация его, ведь не вцепись он в пояс наездника, свалится с седла. Долгий взгляд ведьмака, который он ловит боковым зрением, а сам перебирает струны лютни и делает вид, что - нет, ничего не видит. Красноречивое молчание, если ему плохо. Согревающее тепло, если ему холодно. Кровь и запах смерти, если смертельная опасность нависла над обоими. Спешное бегство, темнота и треклятая чародейская магия – и вот уже Геральт берёт его руки в свои, а в голосе ясно слышится облегчение: «Лютик! Откуда ты взялся?»
«Ведь всегда был рядом, если совсем невмоготу!» - решил про себя менестрель.
И улыбнулся, но тут же охнул – колючее от щетины лицо прижалось к щеке, царапнуло шею, шершавые узкие губы обласкали кадык и прикусили кожу возле уха. Рефлекторно сжались пальцы поэта, скользя по старой кожаной куртке Геральта, не в силах смять плотную материю, притянуть ближе человека, которого он...
- Снимай, - рыкнул бард, воюя с ремнями и заклёпками. А Геральт смотрел на него сверху-вниз. Долго и серьёзно, прежде чем поймать за пальцы, отстранить лихорадочно дрожащие руки, самому быстро избавиться от дешёвого аналога доспеха. Нижняя рубаха ведьмака легко сминалась под пальцами, пахла потом и костром. Пахла Геральтом. Лютик потянул ткань, царапая отросшими ногтями испещренный шрамами торс, и услышал глухой рык.
- Снимай, брукса тебя залюби, - повторил он, и Геральт ухмыльнулся, поднял руки, помогая избавиться от рубахи. Ведьмачий медальон был горячим на ощупь, и, качнувшись, едва не выбил поэту глаз. Лютик поймал его, сжал в руке, отмечая, как разом участилось дыхание мужчины, обвёл свободной ладонью мускулистое, сильное тело. И угодил в настоящий ураган. Видно, не зря ведьмак прослыл грозой чародеек и иже с ними. Бард не успевал угнаться за ним, коротко вздрагивал от непрекращающихся поцелуев, укусов и прикосновений. Нет, с женщинами Геральт точно не позволял себе быть настолько несдержанным. В считанные мгновения камзол поэта был отброшен в сторону, а тело выгнулось дугой, подставляясь под каскад болезненных укусов и поцелуев. Кожа чутко реагировала на грубые действия ведьмака.
Лютик охнул, сам вцепился в Геральта как клещ, заерзал, забираясь ему на колени, и решительно двинулся в наступление. На губах чувствовалась соль; седые волосы щекотали лицо, лезли в рот; отчаянно, в нечеловеческом ритме колотилось под ладонью сердце убийцы чудовищ. Геральт придерживал его за бёдра ладонями, чтобы не свалился и только хрипло дышал сквозь зубы.
- Лютик, - сказал он глухо. И больше ничего не добавил.
- Я тоже никогда не... – верно понял поэт, быстро расправляясь с потёртым ремнём на штанах ведьмака. А дальше пути назад не было.
Остатки одежды они даже не отбросили. Кажется, из одной штанины Лютик так и не выбрался – ведьмак навалился сверху, и от касания кожи к коже пропало всякое желание обращать внимания на какие-то досадные мелочи.
Геральт не медлил. Роли распределились сами собой, будто и выбора не было, но Лютик был не против, только шипел, как рассерженный кот, до крови прикусывая кожу на плече любовника и как только чуял слабину, повторял, перемежая слова крепкими ругательствами на Высшей Речи:
- Только попробуй остановиться.
Было неудобно и больно. И до одури хорошо. И ещё он спятил, но происходящее казалось до того правильным, до того...
Взмокшие, потрясённые произошедшим, оба растянулись на остатках жёлтого шёлка, подстеленных шкур и собственной одежды. У поэта отшибло красноречие, а ведьмак всегда был немногословен.
- К утру похолодает, - первым сказал Лютик.
Ведьмак негромко пробурчал что-то, означающее согласие. Поэт завозился, поохал, устраиваясь поудобнее и натягивая на уши какую-то тряпку. Уже засыпая, он почувствовал, как крепкая рука обняла его за плечи, и к спине прижалось, согревая, тело Геральта. И улыбнувшись, пробормотал нечто, спрятанное в самом дальнем уголке чердака...
***
- Геральт!
- Лютик, ты что здесь...
- Милсдари, вы знакомы?
Немая сцена длилась не долго. Сияя ослепительной и нахальной улыбкой, менестрель повернулся к своей спутнице, отвесил ей поклон, сорвав шапочку с кудрявой шевелюры, и отрапортовал:
- Дорогая Златуня, свет моих очей и пожар моей души. Сей милсдарь – мой давний и верный боевой товарищ, вместе с ним мы прошли немало приключений, и разделили немало подвигов! И сейчас я вынужден откланяться, потому что просто так наши дороги не пересекаются, а значит, помощь моя...
Девушка слушала с явным скепсисом. Кивала и криво ухмылялась. Ведьмак поймал насмешливый взгляд. И узнал её. И она как будто его узнала.
- Не пой, соловей, скажи просто – должен идти. Чай не барышня, чтобы оправдываться, - протянула она. Подмигнула Геральту, и зашагала прочь, оставив онемевшего поэта открывать и закрывать рот посреди улиц Вызимы.
- Нет, ты слышал? Геральт, ты-то почему такую рожу довольную сделал? Эй, а смеешься отчего?
- Лютик, - от всего сердца посоветовал ведьмак, - слушай ты женщин хоть иногда. Люди всякое видят.
@темы:
Геральт из Ривии,
Сага о Ведьмаке,
Лютик,
Слэш,
Фанфикшен
-
-
04.02.2012 в 15:43-
-
04.02.2012 в 15:46буду ждать отзыва с интересом)
-
-
07.02.2012 в 21:36Только Я не догнал на счет последних слов Геральта.
-
-
07.02.2012 в 21:53«слушай ты женщин хоть иногда. Люди всякое видят.»
Златка, с которой Лютик крутил шуры-муры в конце фика, в начале истории активно обсуждала с другой женщиной имидж трубадура. И Геральт как раз угодил под описание "мрачного типа", сосватанного Лютику. Так что дама - скрытый слэшер, протроллила барда, но понял сей факт только ведьмак. Потому что разговор слышал. Вот и Лютику советует внимательнее быть с женщинами, не только для развлечения они сделаны.Как-то так.
-
-
07.02.2012 в 22:45Крутой фик хдд
-
-
08.02.2012 в 13:17Ещё раз спасибо за отзыв
-
-
25.03.2012 в 18:33-
-
25.03.2012 в 19:39Скрещивали с Гарри Поттером и с "Хищником".)-
-
26.03.2012 в 20:14а можно мне ссылочку на какие нибудь кроссы с ГП и Хищником прям заинтриговали-
-
26.03.2012 в 20:59-
-
26.03.2012 в 21:36-
-
26.03.2012 в 22:25-
-
27.03.2012 в 17:48жаль что в Mass Effect 3 такого не случилось
)-
-
04.02.2014 в 20:55-
-
12.02.2014 в 17:27